Правозащитное движение в СССР

метки: Власть, Советский, Наиболее, Особенно, Рсфср, Действие, Население, Середина

Приложение. Словарь основных терминов и понятий

С середины 1960х до середины 1980х гг. политический режим в СССР «пришел в себя» после развенчания Сталина и других новаций Хрущевской «оттепели». Готовность общества к переменам была ограничена жесткими рамками идеологической парадигмы «строительства коммунизма», политической монополией партийно-государственных структур, номенклатуры, являющейся оплотом консерватизма, и отсутствием влиятельных социальных групп, заинтересованных в демонтаже тоталитаризма.

Несмотря на официальный тезис о сближении социальных групп, на деле шло усложнение социальных отношений. Усиливалась дифференциация в качестве и уровне жизни, реальных правах управленческого строя и остального населения.

Противоречивость явлений в советском обществе не могла не отразиться на развитии его духовной сферы — образовании, науке, культуре.

Все это отражало наличие, переплетение и противоборство двух направлений в духовной жизни советского общества с середины 60-х до середины 80-х годов — официально-охранительного и демократического.

В эти годы зародилось правозащитное движение, о котором пойдет речь в данной работе.

Цели и задачи работы:

• Выяснить причины появления правозащитных движений.
• Оценить влияние правозащитных движений на общество.
• Определить основные направления правозащитных движений.
• Определить основные этапы правозащитных движений.
• Выяснить к каким результатам привела правозащитнеческая деятельность.

Завершающий этап индустриальной модернизации затронул не только экономику, но и социальную сферу.

Социальная структура советского общества развивалась в рамках общемировых тенденций. Однако, резким отклонением от них был гипертрофированный рост удельного веса наемных работников, в особенности рабочих. Эта особенность не только отражала стремление «государственного социализма» к превращению всех граждан в зависимых от государства и лишенных средств производства, но и свидетельствовала об экстенсивном характере развития экономики, в которой производственные отрасли поглощали основные трудовые ресурсы.

В стране шло усложнение социальный отношений, усиливалась дифференциация в качестве и уровне жизни, реальных правах управленческого слоя и остального населения. Широкий размах приобрела теневая экономика, особенно в неразвитой сфере обслуживания. Нелегальное хозяйствование приобретало все более организованный характер, что увеличивало разрыв между доходами трудящихся. Уравниловка в производстве, соответствовавшая идеологической установке на сближение социальных групп, привела к падению престижного квалифицированного труда, резко ослабила стимулы роста квалификации и производительности. Продолжавшийся количественный рост работников материальной сферы отражал низкий уровень производительности труда и должен был компенсировать слабую техническую оснащенность производства.

Совершенствование системы социальной защиты семьи материнства ...

... квалификационной работы заключается в том, что государственная поддержка семьи, материнства, отцовства, детства имеет особую значимость и, следовательно, предполагает наличие правовых механизмов, которые обеспечивали бы институту семьи эффективную защиту, адекватную целям социальной и ...

Социальная активность трудящихся, а также некоторых руководителей предприятий, явочным порядком пытавшихся вырваться из пут командно-бюрократического механизма развертыванием различных экономических экспериментов, всячески зажимались и дискредитировались.

Негативные процессы сильно затронули социальную сферу. Еще более была ослаблена социальная направленность экономики, появилась своеобразная глухота к социальным вопросам. Ресурсы страны позволяли решать масштабные социальные задачи, но в действительности сдвиги были значительно меньшими.

Государство особенно гордилось тем, что опережающими темпами происходил рост общественных фондов потребления. Но это означало, что возрастали возможности для административного их распределения, а следовательно, и для различных злоупотреблений. Далеко не все трудящиеся могли, тем более на равных, пользоваться общественными фондами. За счет этого и обеспечивалась основная часть привилегий партийно-государственной бюрократии и прочих функционеров системы.

Искусственно возводя достаточно высокие темпы социально-экономического развития страны в 60-е годы в ранг перспектив на будущее, кремлевские руководители тешили народ картинами близкого процветания. Фактически прогресс был, но в гораздо более скромных масштабах. Попытки решить одни проблемы рождали цепь других. Жилищная проблема, несмотря на явный прогресс, была далека от решения, обострялся дефицит продовольственных и промышленных товаров. В итоге уровень потребления оказался существенно ниже уровня производительности труда (хотя идеология напряженно связывала оба эти показателя).

В плане социально ориентированной экономики и тем более материальной заинтересованности больше говорилось, чем делалось. В то же время социальная сфера в отдельных аспектах стала деградировать.

Противоречивость явлений в советском обществе не могла не отразиться на развитии его духовной сферы — образовании, науке, культуре.

Имелись значительные различия в уровне образования городского и сельского населения. По качеству образование не только не закрепилось на признанном в мире высоком уровне конца 50-60-х годов, но начало отставать от требований времени, научно-технического прогресса.

Противоречивым было и развитие науки. На десятилетия СССР отстал в области компьютеризации. Даже традиционная политика опережающего развития военных отраслей с максимальной концентрацией в них материальных и кадровых ресурсов в новых исторических условиях стала давать серьезные сбои, так как эти отрасли все больше зависели от общего технологического уровня народного хозяйства и эффективности всего экономического механизма.

Многие интересные произведения в эти годы по причинам идеологического характера так и не увидели свет. В то же время не официозное признание получили полулегальные барды В. Высоцкий, Б. Окуджава, А. Галич, Ю. Визбор, Ю. Ким. Театральные и кинопостановки Т. Абуладзе, Г. Волчек, А. Германа, М. Захарова, Ю. Любимого, А. Тарковского, А. Эфроса, с трудом пробивая себе дорогу, обозначили для зрителей новые горизонты. Свои художественные произведения, не вписывавшиеся в рамки «социалистического реализма», создавали В. Аксенов, В. Войнич, В. Дудинцев, В. Максимов, В. Некрасов, А. Рыбаков и другие. Живопись И. Глазунова, А. Шилова, художников-авангардистов вызывала большой интерес и дискуссии в среде интеллигенции.

Социальная защита в современном обществе

... участниками рыночной экономики и предотвращение социальных конфликтов на экономической почве. Посредством государственной социальной политики в рыночной экономике реализуется принцип социальной справедливости, предполагающий определенную меру выравнивания положения граждан, создание системы социальных гарантий и равных ...

В эти годы подвергались гонениям ученые-экономисты, видевшие успех развития экономики в ее переводе на рыночные рельсы. В 70-е годы обструкции со стороны властей были подвергнуты представители «нового направления» в исторической науке — П. В. Волобуев, М. Я. Гефтер, К. Н. Тарновский и другие, — пытавшиеся, строго в рамках марксистской идеологии, пересмотреть некоторые закостеневшие положения советской историографии.

Отношения власти и общества в период с середины 60-х до середины 80-х годов привели к третьей волне эмиграции, на вершине которой оказались видные представители творческой интеллигенции — И. Бродский, В. Аксенов, А. Солженицын, М. Ростропович, Г. Вишневская, М. Барышников и многие другие.

Все это отражало наличие, переплетение и противоборство двух направлений в духовной жизни советского общества с середины 60-х до середины 80-х годов — официально-охранительного и демократического.

3. Появление правозащитного движения

Истоками возрождения организованного движения инакомыслящих можно с полным основанием считать XX съезд КПСС и начавшуюся сразу после него кампанию осуждения «культа личности». Население страны, партийные организации и трудовые коллективы, представители не только интеллигенции, но и рабочего класса, крестьянства восприняли новый курс настолько серьезно, что не заметили, как критика сталинизма плавно перетекла в критику самой Системы. Зато власти были начеку. Гонения на инакомыслящих обрушились незамедлительно.

И все же началу диссидентскому движению в его классическом варианте было положено в 1965 году арестом А. Синявского и Ю. Даниэля, опубликовавших на Западе одну из своих работ «Прогулки с Пушкиным». Именно с этого времени власти начинают целенаправленную борьбу с диссидентством, вызывая тем самым рост этого движения. С этого же времени начинается создание широкой по географии и представительной по составу участников сети подпольных кружков, ставивших своей задачей изменение существовавших политических порядков.

Символом диссидентства стало выступление 25 августа 1968 года против советской интервенции в Чехословакию, состоявшееся на Красной площади. В нем участвовало восемь человек: студентка Т. Баева, лингвист К. Бабицкий, филолог Л. Богораз, поэт В. Делонэ, рабочий В. Дремлюга, физик П. Литвинов, искусствовед В. Файенберг и поэтесса Н. Горбаневская. Однако существовали и другие, менее откровенные формы несогласия, которые позволяли избежать административного и даже уголовного преследования: участие в обществе защиты природы или религиозного наследия, создание разного рода обращений к «будущим поколениям», без шансов на публикацию тогда и обнаруженных сегодня, наконец, отказ от карьеры — сколько молодых интеллигентов 70-х годов предпочли работать дворниками или истопниками. Поэт и бард Ю. Ким писал, что брежневское время остается в памяти московских интеллигентов как годы, проведенные на кухне, за беседами «в своем кругу» на тему о том, как переделать мир. Разве не были своего рода «кухнями», пусть другого уровня, университет в Тарту, кафедра профессора В. Ядова в Ленинградском университете, Институт экономики Сибирского отделения Академии наук и другие места, официальные и неофициальные.

Конституция Пруссии 1850 года

... К середине XVIII в. абсолютная монархия во Франции ... конституции Англии. Практическое влияние парламента на государственные дела ослабло: Деятельность открывшегося3 ноября 1640 г. Долгого парламента (1640-1653 гг.)* ... располагали самостоятельными органами власти и управления, построенн ... движение крестьянских масс в направлении аграрно Издание конституции ... американского права с периода его формирования ...

4. «Феномен диссидентства»

В августе 1974 г. журнал «Посев» опубликовал интервью с поэтом Александром Галичем, только что эмигрировавшим из Советского Союза. В числе прочих был вопрос о диссидентах: «В западной печати обычно употребляется термин «советские диссиденты». Насколько точно он отражает суть дела?» Галич ответил, что формула «диссиденты» так же, как и ее русская версия «инакомыслящие», ему не очень нравится. В качестве альтернативы поэт предложил термин «резистанс» («своего рода сопротивление») и закончил интересным рассуждением о «молчаливом резистансе» — десятках и сотнях тысяч людей, составлявших фон, на котором развертывается деятельность активных диссидентов и без которого инакомыслие просто не могло бы существовать.

За репликой поэта, бесспорно, стояла проблема. Галич, вероятно, почувствовал узость этих самоназваний, их временную, географическую и социальную локальность.

Интересно, что в третьем издании «Словаря русского языка» С.И. Ожегова, подписанном в печать через неделю после смерти Сталина, слово «инакомыслящий» (имеющий иной образ мыслей) вообще было отнесено к числу устаревших. Жестокая эпоха, уходившая вместе с диктатором, казалось, «прополовшим» чистками и массовыми репрессиями общество до состояния «идеологического монолита», изобрела новые выражения для обозначения людей с альтернативным образом мысли (например, понятие «враги народа»).

За пределами возродившегося через 15 лет после смерти Сталина понятия «инакомыслящие» оказался гораздо более широкий слой реальности. Этому явлению, может быть, больше подходит архаичное русское слово «крамола» и стоящие за ним исторические аллюзии и ассоциации — возмущение, мятеж, смута, измена, лукавые замыслы (особенно «лукавые замыслы») очень точно отражают подозрительное отношение правящего коммунистического режима к образу мыслей своих подданных, оценочное суждение власти и ее сторонников о своих реальных или потенциальных противниках. Российская специфика термина заключается в том, что разномыслие, органичное и приемлемое для любой демократической страны, превращалось в крамолу только благодаря специфическому отношению к нему властей. Патриархальные представления о крамоле, во многом определявшие отношение властей и их бюрократических аппаратов к инакомыслию, вполне сочетались с политической прагматикой режима, ибо опасны для него были не только, а иногда даже и не столько те или иные альтернативные мысли сами по себе, сколько потенциальная опасность свободного высказывания любых мыслей, пусть даже и вполне марксистских. Политически и идеологически коммунизм рухнул не потому, что его разрушила либеральная антикоммунистическая критика, а потому, что он допустил критику как таковую, открылся для ударов как либералов, так и социалистов, как монархистов, так и эгалитаристов. Власть преследовала «внережимность», «внесистемность» своих подлинных и мнимых оппонентов, их нежелание или неумение вписаться в эталонные рамки «законопослушного гражданина». Брежневская команда достаточно быстро взяла курс на подавление инакомыслия, причем границы дозволенного сузились, и то, что при Хрущеве вполне допускалось и даже признавалось Системой, с конца 60-х годов могло быть отнесено к разряду политического криминала.

Распад ссср и образование снг сообщение. распад ссср и создание снг

... задач: изучить особенности распада СССР; дать характеристику причин и последствий распада СССР; рассмотреть особенности образования СНГ. Теоретико-методологическую и информационную основу исследования составили работы отечественных и зарубежных ученых по вопросам сущности распада СССР и образования СНГ. Структурно работа ...

5. Направления диссидентского движения

В диссидентском движении можно выделить три основных направления:

• первое — гражданские движения («политики»).

  Самым масштабным среди них было правозащитное движение. Его сторонники заявляли: «Защита прав человека, его основных гражданских и политических свобод, защита открытая, легальными средствами, в рамках действующих законов — составляла главный пафос правозащитного движения… Отталкивание от политической деятельности, подозрительное отношение к идеологически окрашенным проектам социального переустройства, неприятие любых форм организации — вот тот комплекс идей, который можно назвать правозащитной позицией»;

• второе — религиозные течения (верные и свободные адвентисты седьмого дня, евангельские христиане — баптисты, православные, пятидесятники и другие);
• третье — национальные движения

Сами участники движения были первыми, кто предложил периодизацию движения, в котором они видели четыре основных этапа.

Первый этап (1965 — 1972 гг.) можно назвать периодом становления.

Эти годы ознаменовались:

• «кампанией писем» в защиту прав человека в СССР;
• созданием первых кружков и групп правозащитной направленности;

• организацией первых фондов материальной помощи политзаключенным;
• активизацией позиций советской интеллигенции не только в отношении событий в нашей стране, но и в других государствах (например, в Чехословакии в 1968 году, Польше в 1971 году и т.д.);
• общественным протестом против ресталинизации общества;
• апеллированием не только к властям СССР, но и к мировой общественности (включая и международное коммунистическое движение);

• созданием первых программных документов либерально-западнического (работа А.Д. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе») и почвеннического направления;
• началом выхода в свет «Хроники текущих событий»;
• созданием 28 мая 1969 года первой в стране открытой общественной ассоциации — Инициативной группы защиты прав человека в СССР;
• массовым размахом движения (по данным КГБ за 1967 — 1971 годы было выявлено 3096 «группировок политически вредного характера»;
• профилактировано 13602 человека, входящих в их состав;
• география движения в эти годы впервые обозначила всю страну);

• охватом движения, по существу, всех социальных страт населения страны, включая рабочих, военнослужащих, рабочих совхозов,

Усилия властей в борьбе с инакомыслием в этот период были в основном сосредоточены:

• на организации в КГБ специальной структуры (Пятого управления), ориентированной на обеспечение контроля за умонастроениями и «профилактику» диссидентов;
• широком использовании для борьбы с инакомыслящими возможностей психиатрических лечебниц;
• изменении советского законодательства в интересах борьбы с диссидентами;
• пресечении связей диссидентов с заграницей.

Второй этап (1973 — 1974 годы) обычно считается периодом кризиса движения. Это состояние связывают с арестом, следствием и судом над П. Якиром и В. Красиным, в ходе которых они согласились сотрудничать с КГБ. Результатом этого стали новые аресты участников и некоторое затухание правозащитного движения. Было проведено наступление властей на самиздат. Многочисленные обыски, аресты и суды прошли в Москве, Ленинграде, Вильнюсе, Новосибирске, Киеве и других городах.

Белое движение в годы гражданской войны

... нередко превращалось в отрицание всего прошлого и вылилось в трагедию тех людей, которые отстаивали свои идеалы. Цель моего реферата - выявить основные причины поражения в гражданской войне, сущность, этапы развития белого движения в годы гражданской войны. Задачи: проанализировать ...

Третий этап (1974 — 1975 годы) принято считать периодом широкого международного признания диссидентского движения. На этот период приходятся создание советского отделения международной организации «Amnisty International»; депортации из страны А. Солженицына; присуждении Нобелевской премии А. Сахарову; возобновление выпуска «Хроники текущих событий».

Четвертый этап (1976 — 1981 годы) называют Хельсинским. В этот период создается группа содействия выполнению хельсинских соглашений в СССР во главе с Ю. Орловым (Московская Хельсинская Группа — МХГ).

Главное содержание своей деятельности группа видела в сборе и анализе доступных ей материалов о нарушении гуманитарных статей Хельсинских соглашений и информировании о них правительств стран — участниц. Ее работа болезненно воспринималась властями не только потому, что способствовала росту правозащитного движения, но и из-за того, что после Хельсинского совещания расправиться прежними методами с диссидентами становилось намного сложнее. Важным было и то, что МХГ установило связи с религиозными и национальными движениями, прежде всего не связанными друг с другом, и стала выполнять некоторые координирующие функции. В конце 1976 — начале 1977 г.г. на базе национальных движений были созданы Украинская, Литовская, Грузинская, Армянская, Хельсинская группы. В 1977 году при МХГ была создана рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях.

Наиболее активные формы протеста были характерны главным образом для трех слоев общества: творческой интеллигенции, верующих и некоторых национальных меньшинств. Творческая интеллигенция, разочарованная непоследовательностью Хрущева, равнодушно встретила его падение. Новая правящая верхушка с первых же дней не скрывала своего желания окончательно покончить с эпохой культурной оттепели. В сентябре 1965 года были арестованы писатели А.Синявский и Ю. Даниэль за то, что издали за границей под псевдонимами, свои произведения, которые затем уже в напечатанном виде были ввезены в СССР. В феврале 1966 года они были приговорены к нескольким годам лагерей. Это был первый политический процесс в послесталинский период. Он был задуман как пример и предупреждение; его главный смысл заключался, прежде всего в том, что обвиняемые были писателями, осужденными по статье 70 принятого при Хрущеве Уголовного кодекса, которая определяла состав преступления как «агитацию или пропаганду, проводимую с целью подрыва или ослабления Советской власти… распространения в тех же целях, порочащих советский государственный и общественный строй». Впоследствии эта статья широко применялась для преследования различных форм диссидентства. С апреля 1968 года диссидентскому движению удалось начать издание «Хроники текущих событий», которая подпольно выходила каждые два — три месяца, сообщая о посягательствах властей на свободу. Обезглавленная волной арестов в октябре 1972 года, редакция журнала с трудом восстановилась, и журнал стал выходить эпизодически.

Историко-правовые аспекты деятельности служб охраны и конвоирования

... регулирования деятельности служб охраны и конвоирования в ... Сибирь значительной части наиболее опасного для страны ... атрибутом государственной власти. Сфера их деятельности, построения и ... более чем вековой период своего развития уголовно ... конвоировании, т. к. рассмотрение данного вопроса тоже необходимо и важно для сравнения с современной картиной правового положения конвоируемых осужденных. ...

8. Три программы действия

В конце 60-х годов основные течения диссидентов объединились в «Демократическое движение» с весьма размытой структурой, представлявшее три «идеологии», возникшие в послесталинский период и явившиеся скорее программами действия: «подлинный марксизм — ленинизм», представленный, в частности, Р. и Ж. Медведевыми; либерализм в лице А. Сахарова; «христианская идеология», защищаемая А. Солженицыным. Идея первой программы состояла в том, что Сталин исказил идеологию марксизма — ленинизма и что «возвращение к истокам» позволило бы оздоровить общество. Вторая программа считала возможной эволюцию к демократии западного типа при сохранении общественной собственности. Третья предполагала ценности христианской морали как основу жизни общества и, следуя традициям славянофилов, подчеркивала специфику России. «Демократическое движение» было все же очень малочисленным и насчитывало всего несколько сотен приверженцев из среды интеллигенции. Однако благодаря деятельности двух выдающихся личностей, ставших своего рода символами — А. Солженицына и А. Сахарова, — диссидентство, едва заметное и изолированное в своей собственной стране, нашло признание за границей. За несколько лет (1967 — 1973 годы) вопрос о правах человека в Советском Союзе стал международной проблемой первой величины, долгие годы определявшей неприглядный образ СССР в мире.

9. Слои общества, выражавшие протест

Помимо довольно узких кругов интеллигенции, активный, хотя и не имевший значительного резонанса, протест выражали другие слои общества, среди которых были:

• католические круги Литвы;
• советское еврейство, вопрос обо все большем ограничении в период 1970 — 1985 годов прав евреев на эмиграцию из СССР стал наиболее острым в советско-американских отношениях;

— некоторая часть национальной интеллигенции, в особенности на Украине, в Грузии, Армении, Прибалтике, озабоченная массовой миграцией в республики из России и других регионов СССР и политикой русификации, заключавшейся во введении русского языка в качестве второго национального языка и обязательности его изучения для сдачи некоторых экзаменов в высшей школе.

В стране, в которой любая власть, будь то власть коллектива на низшей ступени, бюрократическая на средней или деспотическая на верхней, всегда оставалась враждебной к свободному выражению мнений, идущих вразрез с принятыми установками и против самой природы этой власти. К тому же в условиях репрессий диссидентство как выражение радикальной оппозиции и альтернативной политической концепции, защищавшей перед государством права личности, не могло охватить широкие слои общества. Недовольство и неудовлетворенность проявлялись в советской действительности по-разному. В этом смысле показательна рабочая среда. Забастовочное движение, еще совсем малочисленное, уже не было, однако, исключительной формой действий: в 1975 — 1985 годах прошло около 60 крупных забастовок.

Советское право в предвоенный период (1930-1941 гг.). Учреждение ...

... СССР «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) СССР». Согласно изменённой Конституции (Ст. 127), главой Советского государства становился Президент СССР. ... Верховного Совета СССР, но Председатель руководил работой Верховного Совета и Съезда народных депутатов, (если шли его заседания) и выполнял функции главы государства, и в то ...

Как в самой политической сфере, так и вне ее, в области культуры, в некоторых общественных науках стали возникать дискуссии, зарождаться различного рода деятельность, которая если и не была откровенно «диссидентской», то, во всяком случае, свидетельствовала о явных расхождениях с официально признанными нормами и ценностями. Среди проявлений такого рода несогласий наиболее значительными были:

• протест большей части молодежи, привлеченной образами западной культуры;
• экологические компании;
• критика деградации экономики молодыми «технократами», зачастую работавшими в престижных научных коллективах, удаленных от центра;
• создание произведений нонконформистского характера во всех областях интеллектуального и художественного творчества.

Все эти направления и формы протеста получат признание и расцвет в период «гласности».

10. История изучения инакомыслия в СССР

Вся история послесталинского народного сопротивления режиму вплоть до начала 1960-х гг. фактически рассматривается в подавляющем числе публикаций и исследований как «недоразвитое диссидентство», а современные, свойственные диссидентскому движению, формы антиправительственной деятельности либо сводятся к нему, либо игнорируются вообще. Историографическая мода на диссидентов в конце концов привела к тому, что «первые правозащитные организации» стали находить даже в эпоху Гражданской войны.

Хотя диссидентское движение среди профессиональных западных историков особой популярностью не пользовалось, те из них, кто его изучал, не имея доступа к важнейшим источникам, были вынуждены опираться на мемуары, публицистику, устные свидетельства. То же самое следует сказать и об истории подпольных антисоветских организаций 1950-1960-х гг. Здесь дело обычно ограничивалось несколькими примерами. Большинство случаев, особенно если дело касалось провинции, было попросту неизвестно.

В полном забвении оказались индивидуальные антиправительственные выступления «простых людей» во время правления Хрущева. Мало изучен феномен растущей неприязни населения СССР к «популисту» Хрущеву в первой половине 1960-х гг., нападки на него со сталинистских или маоистских позиций, националистическое подполье в России и союзных республиках, фашистские молодежные организации.

Изучение народного сопротивления власти началось в России после 1991 г. Вслед за первыми наивными и весьма поверхностными попытками российских историков немедленно начать «обобщения» и «пересмотры» этой проблемы, развернулась систематическая исследовательская, источниковедческая и публикаторская работа. Одним из центров изучения инакомыслия в СССР стало общество «Мемориал», активно разрабатывающее историю политических репрессий, в том числе и в послесталинское время. В сборниках общества появилось несколько высокопрофессиональных исследований по истории репрессивной политики конца 1950 — начала 1960-х гг. Началась работа по собиранию документов участников правозащитного движения. Из архивов на страницы популярной и профессиональной периодики хлынул поток публикаций документов, рассекреченных по Указу Президента Российской Федерации от 23 июня 1992 г. «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека». Пиком таких публикаций в широкой печати был 1992 г., когда власти готовили так называемый суд над КПСС.

Уголовный кодекс РСФСР 1960 г

... Уголовный кодекс 1960 г. отказался от реакционных норм и принципов прежнего советского уголовного законодательства, значительно сузил сферу уголовной ... государственной власти СССР; 4. ... осужденных ... уголовная ответственность за распространение или изготовление антисоветской литературы без цели подрыва или ослабления советской власти; ... РСФСР 1918 г. КЗОТ РСФСР 1922 г. КЗОТ РСФСР ... КПСС и Совета министров СССР ...

Публикаторы первой половины 1990-х гг. сосредоточились, естественно, на самых ярких именах и наиболее легендарных событиях. В центре внимания традиционно оказались преследования известных правозащитников и инакомыслящих (А. Сахаров и Е. Боннэр, А. Солженицын, П. Григоренко, М. Ростропович и Г. Вишневская, Н. Горбаневская, Р. Медведев, Л.Д. Ландау), кампании идеологических «проработок» и запугиваний интеллектуалов («дела», А. Некрича и И. Бродского, травля редакции журнала «Новый мир» и др.), политический надзор и контроль за известными деятелями советской культуры, легендарные случаи открытых выступлений протеста (например, «митинг гласности» на Пушкинской площади в декабре 1965 г.).

Существенным шагом за рамки «диссидентоцентризма» стало издание некоторых служебных документов ЦК КПСС, докладных записок и справок КГБ о реакции населения на те или иные политические события. Повышенный интерес вызывали умонастроения интеллигенции и студенчества, но уже появились публикации о ситуации в армии, о высказываниях «простонародья» и т.п. Спорадически издавались документы, связанные с выработкой стратегии и тактики борьбы властей с инакомыслием и крамолой. Столь же спорадический, если не случайный, характер носили и публикации об отдельных подпольных организациях 1950-1980-х гг.

В целом недиссидентская или додиссидентская крамола оставалась практически неизученной. Социально-психологический портрет «массового антисоветчика» неясен и размыт, растворен в абстракции «народ». Его оппозиционное поведение, тактика, речевые тропы, идеологические ориентации и жизненный путь неизвестны. Подобные люди в отличие от диссидентов не оставили мемуаров и не создали мифов о себе, не эмигрировали на Запад и не написали, да и не могли написать собственной истории. Они вышли из народа и, освободившись из заключения, снова растворились в нем либо безвестно сгинули где-то в исправительно-трудовых лагерях и колониях. Но именно эти «крамольники» составляли подавляющее, абсолютное большинство осужденных и профилактированных (официально предупрежденных) за антисоветскую агитацию и пропаганду в 1950-1980-е гг., являя собой целый слой социальной и культурной реальности, который актуализирован в современной политической жизни России и о котором почти ничего достоверно не известно.

К счастью, сама власть «позаботилась» о том, чтобы задокументировать деятельность своих крамольных критиков. Однако публикаторский бум 1992-1996 гг. практически этой деятельности не коснулся. В 1993 г. автор этих строк и Э.Ю. Завадская попытались собрать более или менее полную информацию о наиболее важных проявлениях крамолы в Центре хранения современной документации. В результате удалось составить достаточно полный каталог докладных записок и информации о борьбе с различными случаями инакомыслия. Однако собранные сведения отличались неполнотой и характеризовали скорее не крамолу как социокультурное явление, а лишь ее полицейский образ, использовавшийся властями при принятии важных политических решений, но вовсе не обязательно близкий к действительности.

Работа над базой данных была продолжена в Государственном архиве Российской Федерации, где в нее включились директор ГА РФ С.В. Мироненко и О.В. Эдельман. Тогда-то мы все впервые и познакомились с действительно массовым источником по истории крамолы и крамольного сознания — документами Отдела по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР. Группа исследователей в течение трех лет просмотрела более 70 тыс. дел за 1953—1985 гг. и выявила более 4.5 тыс. случаев судебного преследования за крамолу. В результате была создана электронная база данных, использованная нами для корректного отбора примеров (ярких и типичных одновременно).

По данным КГБ, в 1957-1985 гг. были осуждены за антисоветскую агитацию и пропаганду и за распространение заведомо ложных сведений, порочащих советский государственный и общественный строй, 8 124 человека. После изменений в карательной политике властей в начале 60-х гг. количество осужденных резко пошло на убыль.

11. Новшества репрессивно-карательной практики

После смерти Сталина советская юстиция отказалась от безумной инквизиторской концепции, по которой признание обвиняемого считалось «царицей доказательств» и которая в свое время проложила путь к массовым беззакониям в судебной практике и репрессиям. В середине 1950-х гг. обязательным требованием был сбор свидетельских показаний, вещественных и письменных доказательств, заключения экспертиз и особенно доказательств контрреволюционного умысла.

В сталинские времена обнаружение при обыске у обвиняемого в личной библиотеке нескольких книг, брошюр и даже газетных статей «врагов народа» было достаточным основанием для жестокого приговора. Хрущевская юстиция отсутствие данных о распространении такой литературы оценивала как отсутствие «контрреволюционного умысла», а следовательно и состава преступления. При квалификации хулиганских высказываний в адрес власти она исходила из необходимости доказывания «контрреволюционного умысла», приведения «данных о высказывании… антисоветских настроений в другое время».

Особую «заботу» советской власти и ее карательных органов во все времена составляли «контрреволюционные организации». Массовая фабрикация дел о них при Хрущеве прекратилась, но применение ст. 58-11 УК РСФСР по-прежнему имело широкие границы. Всякая организационная деятельность, «направленная к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений», считалась признаком создания контрреволюционной организации.

Для квалификации другой разновидности особо опасных государственных преступлений — террористических актов (ст. 58-8 УК РСФСР) требовалось доказать наличие все того же «контрреволюционного умысла».

Однако время от времени Прокуратура СССР все-таки фиксировала приговоры, характерные для сталинских времен. Из 14 изученных Верховным судом СССР приговоров 1957 г. по делам о террористических актах только в трех случаях люди были осуждены за конкретные действия. Остальным было предъявлено обвинение в покушении на террористический акт «за выражение в письменной или устной форме так называемых террористических намерений».

При Хрущеве был восстановлен более или менее нормальный порядок основных процедур, связанных со следствием, вынесением приговора и рассмотрением кассационных протестов и жалоб по делам о контрреволюционных преступлениях в суде. Вместе с тем был всего лишь восстановлен дух и буква жестоких советских законов против любых проявлений оппозиционности. Власть стала меньше злоупотреблять законом, но сам он не стал от этого более справедливым. Восстанавливались нормы «социалистической законности», но сама законность по-прежнему была жестокой и противоречивой.

Простое высказывание любых альтернативных официально «утвержденным» коммунистическими олигархами взглядам в 1950-е гг. по-прежнему трактовалось как опасное государственное преступление. Но был ликвидирован риск уголовного преследования для тех, кто выходил за рамки дозволенного. Один-два шага за их границы, если эти шаги сопровождались соблюдением коммунистических ритуалов и необходимыми «молитвами» о верности социализму, стали теперь допустимым риском, игрой с властью, которая могла и не закончиться тюрьмой.

Показательно, что правители никогда не стремились к установлению полной ясности в «правилах игры». В известном смысле некоторая размытость юридических границ как раз и входила в эти правила, держала в напряжении, возбуждала страх и мнительность у потенциальных оппозиционеров. Режим же сохранял возможность при необходимости и по собственному политическому произволу обрушить на них удар репрессий.

Важнейшим новшеством репрессивно-карательной практики в эпоху «либерального коммунизма» стал постепенный отказ от судебных преследований и уголовного наказания подавляющего большинства людей, «вставших на путь антисоветской деятельности», и все более широкое распространение метода профилактирования. Логика рассуждения властей предержащих была проста: чем выращивать в тюрьмах и лагерях сознательных борцов с режимом, лучше превратить своих потенциальных противников в запуганных угрозами, но не утративших социальной перспективы, ощущающих над собой дамоклов меч уголовного наказания, но имеющих шанс его избежать при лояльном отношении к власти и отказе от крамольной деятельности людей. Для усиления «эффекта» в конкретных случаях применялись исключение из рядов КПСС или ВЛКСМ, из учебного заведения или увольнение с работы. Обращаясь к профилактированию как средству борьбы с крамолой, власти заботились и об идеологическом престиже «построенного в основном социализма».

12. Миф о наступившей оттепели. Вспышки восстаний

В 1996 г. в журнале «Источник» был опубликован документ из Архива Президента Российской Федерации. Из которого видно, что количество осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду в течение этих двух лет составляет 41.5% от общего числа всех осужденных за 32 года «либерального коммунизма».

Вспышка репрессивной активности власти косвенно отражала глубокие трансформации в советском обществе. В 1957-1958 гг. социальные иллюзии, порожденные разоблачениями «культа личности» на XX съезде КПСС и мифом о наступившей «оттепели», с одной стороны, и трудности адаптации значительных групп населения к новой политической интерпретации недавнего прошлого — с другой наложились на оценку населением противоположных по своей политической направленности и потому дезориентировавших общество событий. Происходила откровенная демонстрация сталинистских мускулов — подавление советскими войсками народного восстания в Венгрии и удаление в 1957 г. из политического руководства наиболее «крутых» сталинистов. Эти события отразили серьезные противоречия среди коммунистических олигархов и активизировали практически всех потенциальных оппонентов режима от «истинных марксистов» и «либералов» до националистов и сталинистов.

Подавление венгерского восстания вызвало протесты прежде всего образованных или относительно образованных романтиков как марксистского, так и «протолиберального» толка. Они хотели от власти логики и последовательных действий на пути к «истинному ленинизму» или абстрактно понимаемой «свободе».

13. Кто и почему противостоит режиму

Подъем оппозиционных настроений в 1957-1958 гг. заставил власти задуматься над тем, кто и почему противостоит режиму. В мае 1958 г. Верховный суд СССР произвел обобщение судебной практики по делам о контрреволюционных преступлениях. Анализ был основан на репрезентативной выборке из всех рассмотренных в 1956-1957 гг. дел (кроме рассмотренных в военных трибуналах).

Общий вывод вселял некоторую тревогу, но не обескураживал: снизившись до минимума в 1956 г., судимость за контрреволюционные преступления в 1957 г. резко пошла вверх, достигнув 2 498 случаев и составив 0.3% к общей судимости по уголовным делам. Рост числа осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду связывали как с «реакцией неустойчивых и враждебных элементов на события внешнеполитической и внутренней жизни, в частности, на контрреволюционный мятеж в Венгрии и на разоблачение вредных последствий культа личности», так и с «усилением деятельности органов государственной безопасности, прокуратуры и суда по привлечению к ответственности и осуждению враждебных элементов после издания письма ЦК КПСС от 19 декабря 1956 г. «Об усилении политической работы в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов»».

Наибольший рост недовольства продемонстрировал тот класс, на поддержку которого власти возлагали наибольшие надежды. Доля осужденных рабочих в 1957 г. резко выросла и достигла 46.8% от общего количества. Служащие и особенно крестьяне в тот же период демонстрировали, напротив, определенное социальное спокойствие. «Прочие» (единоличники, кустари, лица без определенных занятий) давали устойчиво высокую долю осужденных, непропорциональную их удельному весу в населении страны. Доля маргинальных элементов среди «антисоветчиков» была велика (15.7%).

Больше трети из них составляли прежде судимые (39.4%) в основном за общеуголовные преступления. 1.1% были твердыми противниками режима — они уже имели в прошлом судимость за антисоветскую агитацию и пропаганду и после реабилитации вновь попали под суд. Большинство осужденных антисоветчиков представляли не интеллигенцию, а народный политический «андеграунд».

Антисоветской агитацией и пропагандой занимались в основном одиночки (91.3% осужденных), 6% осужденных действовали небольшими группами (по 2-3 человека), 2.7% были объединены в более многочисленные организации. По мнению властей, большинство из них были «злостными антисоветчиками». 62.6% осужденных успевали до ареста совершить «неоднократные действия», после первого же эпизода попадался лишь каждый третий. На самом деле анализ наиболее распространенных в 1956-1957 гг. форм антисоветской активности противоречит этому выводу.

Ясно, что больше половины осужденных (57%) оказались в заключении просто «за разговоры», т.е. никакой целеустремленной антисоветской деятельностью не занимались, хотя и были настроены если не враждебно, то по крайней мере критически по отношению к режиму и его политике. Еще 3% «антисоветчиков» составляли наивные люди, решившиеся критиковать власть открыто, не видя в подписанном ими обращении к начальству никакого криминала. 7.7% были осуждены за «хранение и распространение антисоветской литературы». Сознательными оппонентами власти в действительности можно считать только авторов листовок и антисоветских анонимок — 32%. Другими словами, в середине 1950-х гг. власть все еще демонстрировала ветхозаветное, жестокое, осмеянное еще Салтыковым-Щедриным и расцветавшее в сталинские времена отношение к крамоле. Наказанию подлежали не только поступки, но и образ мысли.

Устная крамола (по сравнению с письменной) отличалась значительно большей резкостью тона и выражений («высказывания, содержащие клевету и нецензурную брань в адрес КПСС, советского правительства и их руководителей» составили 28.8%, «террористические угрозы» в адрес коммунистов — 12.3%), более острой спонтанной реакцией на события в Венгрии (28.4%).

Остальные устные высказывания в массе своей были обычным ворчанием по поводу внутренней и внешней политики.

Наиболее популярным среди анонимщиков были следующие темы: нападки на внутреннюю и внешнюю политику партии и правительства, в частности по вопросу о венгерских событиях, о взаимоотношениях с другими странами социалистического лагеря, о налоговой политике, заработной плате, пенсиях, состоянии сельского хозяйства, национальной политике — 27.2%; «клевета» на условия жизни в СССР и восхваление жизни в капиталистических странах — 16.6% призыв к свержению советского правительства, невыполнению его решений, расправе с коммунистами, выступления против руководящей роли КПСС — 14.6%; оскорбления и угрозы в адрес руководителей партии и правительства, ответственных государственных и общественных деятелей — 14.6%; злобные выпады против советской демократии — 14.6%; иные антисоветские высказывания и измышления — 8.6%; призывы добиваться выхода Украины, Белоруссии из СССР, передачи Закарпатской Украины Венгрии — 33%43.

14. Попытки загладить вину

На рубеже 1950—1960-х гг. был произведен частичный пересмотр поспешных и вынесенных вопреки «социалистической законности» приговоров 1957-1958 гг. Власть как бы попыталась загладить нанесенные населению незаслуженные обиды. В итоге обиженными оказались некоторые руководители органов государственной безопасности. Они, как им казалось, рьяно следовали «генеральной линии», сформулированной в закрытом письме ЦК КПСС от 19 декабря 1956 г. «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов». Теперь судебные органы и Прокуратура СССР поставили под сомнение качество работы тайной полиции.Генерал жаловался, что в действиях органов государственной безопасности, суда и прокуратуры нет единой практики, что приговоры, вынесенные во время репрессивной атаки на крамолу в 1957-1958 гг. (после событий в Венгрии), Прокуратура СССР пересматривает в порядке надзора, смягчает наказания, прекращает за отсутствием состава преступлений либо переквалифицирует обвинения на «хулиганские» и другие общеуголовные статьи. Шелепин в своих письмах в Верховный Суд и Прокуратуру СССР потребовал «выработки единой точки зрения и, возможно, дачи совместных разъяснений». Но Прокуратура СССР стояла на своем. При рассмотрении дел, вызвавших раздражение органов государственной безопасности, утверждали работники Прокуратуры, выяснилось, что следствие по некоторым из них проведено на низком уровне: «Не все обстоятельства подверглись исследованию…, при допросах обвиняемых и свидетелей ставились неправильные вопросы…» В конце концов конфликт спустили на тормозах. Попытки некоторых высокопоставленных чинов КГБ вырваться из клетки «социалистической законности» на простор политических репрессий против инакомыслящих провалились.

15. Эпоха идеологического кризиса советского коммунизма

Приход к власти группы Брежнева в конце 1964 г. ознаменовался некоторым оживлением антисоветской деятельности отдельных лиц, скорее всего ситуативным. На первый же план выходит вполне легальная оппозиционная активность, которая имела к тому же более широкие аудиторию и сферу влияния. В отличие от подпольных организаций, критиковавших режим чаще всего с позиций марксизма и социализма, В крупных городах, как констатировал председатель КГБ, среди вузовской молодежи распространялись нигилизм, фрондерство и аполитичность, «равнодушие и безразличное отношение к социальным и политическим проблемам, к революционному прошлому нашего народа», «критиканство под флагом борьбы с культом личности».

Начиналась новая эпоха, эпоха идеологического кризиса советского коммунизма. Семичастный почувствовал угрозу в широкой ауре интеллигентской оппозиционности. Пытаясь понять, что происходит, он зачислил чуть ли не в «антисоветские проявления» практически все крупные явления художественной жизни первой половины 1960-х гг., резко отозвался о «вредной линии» журнала «Новый мир». Все это в новых условиях казалось ему, по всей вероятности, даже более опасным, чем появление тех или иных по-прежнему малочисленных оппозиционных групп — их-то как раз органы государственной безопасности умели находить и обезвреживать. Однако и он не скрывал, насколько интенсивными стали связи некоторых «антисоветчиков» с обществом и творческой интеллигенцией. Они, эти «антисоветчики», не только не прятали своего лица, но существовали в интеллектуальном и моральном пространстве интеллигентской фронды. Появилась влиятельная и неуничтожимая среда, оппозицию стало крайне трудно полностью изолировать от ее социальной базы или окружить стеной молчания.

К этому следует добавить тревогу власти по поводу полуорганизованной националистической оппозиции. Она имела еще большее интеллектуальное влияние, могла апеллировать к народу, выходить за рамки морально-интеллектуальной критики, непосредственно влиять на политическую жизнь. А тут еще и прямые контакты полулегальной интеллигентской оппозиции с заграницей.

Политическая суть частичной реабилитации Сталина во второй половине 1960-х гг. была несколько иной, чем это обычно трактует историография. Просталинские массовые выступления в правление Хрущева были сугубо простонародными. К этому следует добавить весьма частые случаи народной критики Хрущева именно со сталинских позиций. Надо полагать, что сменивший Хрущева Брежнев адекватно отреагировал на них. Свертывание критики Сталина было связано не только с попытками идеологического укрепления режима и его демонстративным «антихрущевизмом», но и представляло собой уступку «народному сталинизму», главным в котором была не политическая верность «сталинским заветам», а поиск идеологической оболочки для выражения недовольства режимом. Разочаровавшая интеллигенцию и ставшая одной из причин расцвета диссидентского движения в конце 1960 — начале 1970-х гг. частичная реабилитация Сталина в то же время позволила «вывести из игры» гораздо более многочисленную группу недовольного властью «простого народа». Призывая к «объективной и взвешенной» оценке Сталина, партийные олигархи разозлили интеллигенцию, но зато умиротворили потенциальную простонародную оппозицию, подкрепив свою политику еще и материальными подачками народу в конце 1960-1970-х гг.

Интеллектуальная элита не приняла просталинской корректировки идеологии, которую она справедливо связала с новыми ограничениями и без того куцей свободы творчества. Выдвинувшаяся из этой среды группа инакомыслящих бросила властям вызов. Она отказалась от практиковавшихся ранее методов подпольной борьбы, заявила претензии на легальность.

Властям пришлось в спешном порядке заканчивать начатое еще при Хрущеве «осовременивание» репрессивной политики. Однако первая организованная антиправительственная демонстрация протеста, состоявшаяся в декабре 1965 г. на площади Пушкина в Москве, застала «начальство» врасплох. Дело иногда доходит до того, как это было, например, в Москве, когда некоторые лица из числа молодежи прибегают к распространению так называемых «гражданских обращений» и группами выходят с демагогическими лозунгами на площади. Формально в этих действиях нет состава преступления, но если решительно не пресечь эти выходки, может возникнуть ситуация, когда придется прибегнуть к уголовным преследованиям, что вряд ли оправдано.

16. Борьба с оппозиционными формами выступлений

Стали искать выход. В борьбе с новыми формами оппозиционных выступлений власти попытались изменить «правила игры». Поскольку некоторые действия, явно враждебные режиму, нельзя было подвести под статьи об антисоветской агитации и пропаганде, сочли, что их следует считать преступлением против порядка управления. 16 октября 1966 г. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР в УК РСФСР были внесены статьи 190-1, 190-2 и 190-3. (Аналогичные статьи появились в уголовных кодексах других союзных республик.) Статья 190-1 предусматривала уголовное наказание «за распространение измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Практически это означало, что за распространение любой критики существующих порядков «крамольников» и инакомыслящих можно было привлечь к уголовной ответственности.

В принципе статья 190-1 противоречила советской Конституции. Это дало основание диссидентам протестовать и защищаться, требовать отмены «административного указа». (Статья 190-1 была отменена при Горбачеве Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от И сентября 1989 г.).

Одновременно Указом от 16 сентября 1966 г. была также введена уголовная ответственность за надругательство над государственными гербом и флагом (ст. 190-2 УК РСФСР и аналогичные статьи УК других республик).

Ранее, если не обнаруживалось «антисоветского умысла», подобные действия, получавшие все большее распространение, квалифицировались как хулиганство.

В борьбе с организованными демонстрациями протеста под лозунгами защиты советской Конституции режим попытался использовать статью 190-3 УК РСФСР («Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок»), предусматривавшую уголовное наказание организаторов не за групповые действия сами по себе, а за их возможные последствия: 1) грубое нарушение общественного порядка; 2) явное неповиновение законным требованиям представителей власти; 3) нарушение работы транспорта; 4) нарушение работы государственных, общественных учреждений или предприятий. Однако это отнюдь не гарантировало «законной» расправы над всеми участниками демонстраций протеста, опиравшихся на конституционное право на проведение митингов и демонстраций.

В середине 1960-х гг., особенно после прихода к власти Брежнева, карательные органы окончательно встали на путь систематического профилактирования довольно многочисленного околодиссидентского культурного слоя. Важным средством борьбы с организованным инакомыслием стали показательные политические процессы над оппозиционными писателями и известными правозащитниками. Тщательно подготовленные кампании в прессе, сопровождавшие эти процессы, позволили дискредитировать интеллигентскую оппозицию в глазах простых людей и напугать интеллектуалов. В итоге режим снова начал диктовать свои «правила игры».