Проблема отношения к насилию является предметом общественных дискуссий и в этом смысле остается открытой для противоположных суждений в той части, в какой речь идет о возможности нравственно оправданных исключений из него.
Что такое насилие?
Развертывая определение насилия, необходимо сказать следующее. В его понимании есть два крайних подхода — широкий (абсолютистский) и узкий (прагматический), каждый из которых имеет свои преимущества и недостатки.
В широком смысле под насилием понимается подавление человека во всех его разновидностях и формах — не только прямое, но и косвенное, не только физическое, но и экономическое, и политическое, и психологическое, и всякое иное. При этом подавлением считается любое ограничение условий личностного развития, причина которого заключена в других людях или общественных институтах. Тем самым насилие оказывается синонимом морального зла, в него наряду с убийством включаются ложь, лицемерие, другие нравственные деформации. Расширительное истолкование понятия насилия ценно тем, что придает существенное значение его моральному измерению. Но оно имеет, по крайней мере, два недостатка: теряется собственное содержание феномена насилия; его отрицание неизбежно приобретает форму бессильного морализирования. При таком подходе к насилию исключается сама постановка вопроса о каких-либо случаях его нравственно оправданного применения.
В узком смысле насилие обычно сводится к физическому и экономическому ущербу, который люди наносят друг другу, и оно понимается как телесные повреждения, убийства, ограбления, поджоги и т.п. При таком подходе насилие сохраняет свою специфику, не растворяется полностью в родовом понятии морального зла. Его недостаток состоит в том, что насилие отождествляется с внешне ограничивающим воздействием на человека, не увязывается с внутренней мотивацией поведения. Но без учета мотивации понять феномен насилия невозможно. Есть боль вывихнутой руки. Есть боль от дубинки полицейского. В физическом смысле между ними может не быть разницы. В нравственном смысле разница огромна.
Трудности, связанные с определением насилия, получают разрешение, если поместить его в пространство свободной воли и рассматривать как одну из разновидностей властно-волевых отношений между людьми. И. Кант определял силу как «способность преодолеть большие препятствия. Та же сила называется властью, если она может преодолеть сопротивление того, что само обладает силой».
Насилие — не вообще принуждение, не вообще ущерб жизни и собственности, а такое принуждение и такой ущерб, которые осуществляются вопреки воле того или тех, против кого они направлены. Насилие есть узурпация свободной воли. Оно есть посягательство на свободу человеческой воли. В понятии насилия важными являются два момента:
Нравственные основы в правоохранительной деятельности
... так же как и всякое другое деяние, может носить как нравственный, так и безнравственный характер. Этот подход позволяет нам перейти к рассмотрению нравственного содержания правоохранительной деятельности. ... понятие нравственного не противоречит насилию, а взаимодействует с ним. Иными словами, насилие, ... процессуальное принуждение отвечает нравственному смыслу достижения целей уголовного ...
а) то, что одна воля пресекает другую волю или подчиняет ее себе:
б) то, что это осуществляется путем внешнеограничивающего воздействия, физического принуждения.
Понятие насилия имеет достаточно конкретное и строгое содержание, его нельзя отождествлять с любой формой принуждения.
Предлагаемое определение насилия оставляет открытым для рационально аргументированного обсуждения вопрос об этической оправданности тех или иных его форм и проявлений. Ведь проблема оправданности насилия связана не вообще со свободой воли, а с ее нравственной определенностью, с ее конкретно-содержательной характеристикой в качестве доброй или злой воли.
Соотношение добра и зла, насилия и ненасилия
Без разделения людей на добрых и злых было бы совершенно невозможно этически аргументировать насилие. Жизненные и исторические наблюдения подтверждают это. Практике насилия, как правило, предшествует определенная моральная демагогия, своего рода идеологическая «артподготовка», направленная на то, чтобы превратить оппонента во врага, вывести за пределы разума и морали, изобразить его как воплощение дьявольского начала, с которым невозможно и даже недопустимо никакое иное обращение помимо насильственного.
Вопрос об обоснованности насилия сводится к вопросу о том, правомерно ли делить людей на добрых и злых. На этот вопрос следует ответить отрицательно. Такое разделение означает, что одна воля признается исключительно (безусловно, абсолютно) доброй, а другая исключительно (безусловно, абсолютно) злой. Но ни то, ни другое невозможно, по крайней мере, в силу двух причин. Во-первых, безусловно добрая и безусловно злая воля представляют собой противоречия определения. Безусловно, добрая воля, предполагающая и осознающая себя в качестве таковой, невозможна в силу парадокса совершенства (святой, считающий себя святым, святым не является).
Безусловно, злая воля невозможна, потому что она уничтожила бы саму себя: ведь, будучи безусловно злой, она должна быть злой, т.е. изничтожающей, и по отношению к самой себе.
Во-вторых, понятия безусловно доброй и безусловно злой воли фактически отрицают понятие свободной воли, а тем самым и самих себя.
Если бы можно было помыслить безусловно добрую или безусловно злую волю, то первую нельзя было бы считать доброй, а вторую — злой.
Понятия безусловно злой воли и безусловно доброй воли могут существовать в человеческой практике только как идеальные конструкции, некие точки отсчета, но не как характеристики реальных воль, и при этом они могут существовать не как логически строгие понятия, а как эмоционально насыщенные образы, призванные устрашать, вдохновлять, но не доказывать. Не случайно их персонификация в опыте культуры приобрела нечеловеческие обличья дьявола и Бога и осуществлялась всегда за пределами философии. Самое сильное и до настоящего времени никем не опровергнутое возражение против насилия заключено в евангельском рассказе о женщине, уличенной в прелюбодеянии и подлежащей, по канонам Торы, избиению камнями. Как известно, в том рассказе Иисус, призванный фарисеями осуществлять правосудие, предложил бросить первый камень тому, кто сам безгрешен. Таких не нашлось. Иисус сам также отказался быть судьей. Люди — не ангелы, никто не обладает привилегией выступать полномочным представителем добра и указывать, в кого бросать камни. И если кто-то берет на себя нравственное право объявить других носителями зла, то ничто не мешает другим сделать то же самое по отношению к нему. Ведь речь идет о ситуации, когда люди не могут прийти к соглашению по вопросу о том, что считать добром, а что считать злом.
Проблема насилия и ненасилия в жизни общества
... злому», которая означает полный запрет насилия. В своих трудах он дает три определения насилия: физическое пресечение, угроза убийства или убийство; внешнее воздействие; узурпация свободной воли ... зло необходимо наказать, более добрые просто обязаны обуздать более злых. Но как нам определить, ... полная гласность и открытость, предупреждение противника во всех своих действиях, применении сильных средств ...
Насилие по определению находится вне морали. Его можно назвать правом силы. Оно разрывает человеческие связи в качестве человеческих, т.е. таких, которые поддаются регулированию на основе доводов разума и в пространстве человеческой речи. Насилие означает провал из цивилизации в дикость, в так называемое естественное состояние, где каждый из индивидов или каждая их природная совокупность (стадо) несут в себе критерии собственной правоты. Основной признак естественного состояния, наиболее развернутое понятие которого мы находим у Т. Гоббса, состоит в том, что оно является донравственным состоянием. Когда Гоббс говорит, что естественное состояние есть состояние войны всех против всех, то это вовсе нельзя понимать как характеристику зооприродной реальности. Естественное состояние есть идеальная конструкция, призванная показать, какими были бы отношения между «индивидами, если бы они не упорядочивались, не умерялись силой этико-правовых законов разума.
О морали в ситуации насилия допустимо говорить только в аспекте преодоления этой ситуации, поскольку сама мораль начинается там, где кончается насилие. Качественный скачок, связанный с переходом от биологического существования к историческому, в решающей мере связан с качественным изменением соотношения между насилием и ненасилием как различными способами взаимоотношений между особями.
Есть мнение, что основной движущей и очищающей силой истории является насилие. Оно ложно. На самом деле само существование человечества доказывает, что ненасилие превалирует над насилием. Если бы это было не так, то человечество бы до настоящего времени не сохранилось, подобно тому, например, как в достаточно долгой перспективе не может сохраниться город, в котором количество домов, сгорающих в пожаре, превышает количество домов, возводимых вновь. Превалирование ненасилия над насилием не является привилегией человеческой формы жизни. Это — существенная основа жизни вообще. Жизнь сама по себе, во всех ее формах есть асимметрия в сторону ненасилия, созидания. Как говорил Ганди, «если бы враждебность была основной движущей силой, мир давно был бы разрушен, и у меня не было бы возможности написать эту статью, а у вас ее прочитать». Особенность человеческой формы жизни состоит в том, что здесь преодоление насилия становится сознательным усилием и целенаправленной деятельностью.
Концепция ненасилия в политике
... ненасильственного бытия человека в обществе, в духе отрицания войны и любой иной формы насилия. Современная российская политика и государственная идеология постсоветского периода не только демонстрируют неприятие самой идеи ненасилия, но одновременно ...
Равное возмездие
Каковы были отношения между выходящими из животного состояния человеческими ордами, какова была мера их агрессивности на общем биологическом фоне борьбы за существование — особый вопрос, для ответа на который у нас нет исчерпывающих фактических данных. Однако есть вполне достаточно оснований полагать, что эти отношения характеризовались ничем не ограниченной потенциальной враждебностью. Один каннибализм дает наглядное представление о том, до каких пределов (точнее: беспредельности) могла в случае необходимости доходить враждебность древнейших людей.
Талион, обязывавший руководствоваться в насильственных акциях за пределами кровно-родственного объединения правилом равного возмездия, клал конец неограниченной, уводящей в регресс враждебности между «своими» и «чужими». (О мести внутри рода речи не могло быть, поскольку род действовал как единое целое.) Это ограничение насилия лежит в основе всей структуры первобытнообщинного строя, так называемой варварской эпохи. Обязанность кровной мести в рамках талиона является одним из специфических и непременных признаков рода.
Существенно важно подчеркнуть, что справедливым в данном случае считается не насилие, а его ограничение — тот факт, что насилие не может выйти за поставленную ему разумом границу. Тому, кто совершает насилие, талион дает знать, что он с неотвратимостью получит такой же ответ: выпущенная стрела по неотвратимому закону обернется бумерангом и вернется к нему в его собственном лице или лице его ближайших сородичей. Того, кто отвечает на насилие, талион обязывает ограничивать жажду мести правилом равного возмездия, что, как свидетельствуют этнографические наблюдения, также дается нелегко (основная трудность первобытного социума состояла не в том, чтобы побуждать людей к мести, а в том, чтобы сдерживать их мстительные чувства).
Только при неисторическом, абстрактно-морализирующем взгляде на талион можно утверждать, что он является апологией насилия и призван поддерживать в человеческой душе пламя гнева. На самом деле, если учесть, что талион был первой формой собственно нравственного отношения к насилию, и рассматривать его в ряду с другими предшествующими и последующими человеческими опытами в этом вопросе, то станет очевидно, что он представляет собой шаг в сторону от насилия, предназначен гасить в человеческой душе пламя мстительного гнева. Если вообще можно говорить о моральной позиции в ситуации силового противостояния, то она состоит в том, чтобы взаимно признать право силы. Сохраняя за противником такое же право решить вопрос силой, какое человек приписывает себе, он переходит очень важный рубеж на пути, который ведет от насилия к морали. Этот переход исторически материализовался в принципе и практике талиона.
«А я говорю вам: не противься злому»
Взаимная непобедимость добра и зла вовсе не означает, что их борьба бессмысленна и не нужна. Если не бороться со злом, то оно будет доминировать над добром и причинять страдания людям. Правда, парадокс в том, что в процессе этой борьбы можно «заразиться» злом и насадить еще большее зло; ибо «во время борьбы со злом и злыми добрые делаются злыми и не верят в другие способы борьбы с ним, кроме злых способов». Трудно не согласиться с этим высказыванием Н.А. Бердяева, да и опыт борьбы человечества со злом убеждает нас в этом. Поэтому смысл этой борьбы в том, чтобы всеми возможными средствами уменьшать «количество» зла и увеличивать «количество» добра в мире, а основной вопрос — какими способами и путями добиться этого. По сути, вся история культуры в той или иной форме содержит попытки дать ответы на этот вопрос. И сегодня существует значительный «разброс» в ответах: от знаменитого «Добро должно быть с кулаками» до этики ненасилия, базирующейся на идее непротивления злу насилием.
Насилие и жестокость
... ненасилие и справедливое насилие? Ненасилие - альтернатива «справедливому насилию». Это постнасильственная стадия борьбы с несправедливостью и злом. Ответная борьба есть вызов, сопряженный с идеей, что одна сторона конфликта воплощает добро, ... пространство разумной человеческой деятельности от царства слепой необходимости». Поскольку этика имеет дело с автономным субъектом, ее нормы имеют вид ...
Идеал ненасилия, сформулированный на заре христианства в Нагорной проповеди Иисуса Христа, всегда был в центре внимания европейской культуры. Заповеди непротивления злу насилием, любви к врагам одновременно и понятны, и парадоксальны: они, казалось бы, противоречат здравому смыслу, природным инстинктам и социальным мотивам человека, и поэтому воспринимались и воспринимаются, мягко говоря, скептически.
Люди всегда были склонны считать, что Нагорная проповедь предназначена для идеального мира, и нужно быть святым, не от мира сего, чтобы принять ее логику. Как бы возражая ветхозаветному «Око за око, зуб за зуб», Иисус Христос утверждает: «А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
Трудновыполнимый, но бесконечно мудрый завет. Причем этот способ поведения по заповеди не меняется из-за того, что приходится действовать в реальном мире, в той среде, где принято бить по щекам.
Во времена первых христиан это непротивление не рассматривалось еще в качестве пути преодоления зла, а являлось лишь свидетельством нравственного совершенства, индивидуальной победы над грехом. В XX веке — веке насилия и жестокости, войн и преступности—концепция ненасилия, развитая такими выдающимися мыслителями, как Г. Торо, Л. Толстой, М. Ганди, М.Л. Кинг, становится особенно актуальной, ибо она рассматривает ненасилие как наиболее действенное и адекватное средство противостояния злу, как единственно возможный реальный путь к справедливости, ибо все другие оказались не эффективными.
В качестве обоснования этики ненасилия приведу ряд аргументов. Во-первых, отвечая на зло насилием, мы не побеждаем зло, так как не утверждаем добро, а напротив, увеличиваем количество зла в мире. Во-вторых, ненасилие разрывает «обратную логику» насилия, порождающего эффект «бумеранга зла» (Л. Толстой), согласно которому содеянное тобой зло обязательно вернется к тебе. В-третьих, требование ненасилия ведет к торжеству добра, поскольку способствует совершенствованию человека. В-четвертых, не отвечая на зло насилием, мы, как ни странно, противопоставляем злу силу, ибо способность «подставить щеку» требует гораздо большей силы духа, чем просто «дать сдачи». Таким образом, ненасилие — не поощрение зла и не трусость, но способность достойно противостоять злу и бороться с ним, не роняя себя и не опускаясь до уровня зла.
Наверное, поэтому у этики ненасилия так много сторонников — и идейных, и практически действующих в рамках различных движений (хиппи, пацифисты, «зеленые» и др.).
Ведь ненасилие способно изменить не только личность и межличностные отношения, но и общественные институты, взаимоотношения масс людей, классов, государств. Даже политика, это организованное и узаконенное насилие, может быть преобразована на принципиально ненасильственных основах. Таким образом, ненасилие в том виде, который оно приобрело в теории и практике XX века, становится эффективным средством решения общественных конфликтов, ранее решавшихся с применением насилия.
По педагогической конфликтологии : «Этика ненасилия»
... Фраза «этика ненасилия» воспринимается как тавтология и часто вызывает недоумение: «Возможна ли этика насилия?» Фактически этика, понимаемая в смысле морали, ... философии, изложенной в обширном труде «Оправдание добра» (1897), три качества или способности человека - стыд, жалость и благоговение. Каждое из них определяет разные стороны нравственного опыта человека. В стыде отражается отношение человека ...
Вместе с тем не следует сбрасывать со счетов и аргументы сторонников насильственной формы борьбы со злом. Конечно, те общественные движения и институты, которые практикуют насилие или призывают к нему, вряд ли считают его позитивным явлением. Они оценивают насилие скорее как вынужденную необходимость, чем как желаемое состояние. Концепцию же ненасилия они считают красивой, но утопичной мечтой. Главный аргумент противников ненасилия в защиту насилия — безнаказанность зла в условиях ненасилия.
Оперируют они конкретными примерами, но примеры эти весьма убедительны. Действительно, разве насильственная борьба с оккупантом и агрессором не есть добро? Что было бы, если бы во время Великой Отечественной войны наш народ, в соответствии с принципом ненасилия, подставлял бы «другую щеку» фашизму? Кстати, такой же аргумент приводят сегодня и сторонники уничтожения бандформирований в Чечне как необходимой акции в борьбе с терроризмом. Или самооборона от напавшего на тебя преступника — что, тоже «подставлять ему щеку»?
Так что у сторонников «добра с кулаками» тоже есть своя, весомая точка зрения. И осуждая одни, наиболее крайние и жестокие формы насилия, вполне можно прийти к оправданию других.
Еще один недостаток этой концепции противники этики ненасилия видят в ее слишком идеализированном, на их взгляд, представлении о человеке. Теория и практика ненасилия действительно акцентирует внимание на присущем человеку стремлении к добру, рассматривая эту склонность в качестве своеобразного архимедова рычага, способного перевернуть мир.
Только признание моральной амбивалентности, двойственности природы человека выражает справедливое отношение к нему. Именно такая, сугубо трезвая, реалистическая концепция человека служит гарантией действенности и, более того, практической методикой ненасильственной борьбы, которая предлагает путь, стратегию и тактику усиления и приумножения добра.
Таким образом, если насилие направлено на подавление пли уничтожение противника и лишь временно заглушает конфликт, но не устраняет его причин, то ненасильственная акция направлена на устранение самой основы конфликта и предлагает перспективу развития взаимоотношений, особенно когда предшествующее зло не является препятствием для последующих добрых отношений. Своеобразие моральной позиции сторонников ненасилия состоит в том, что они принимают на себя ответственность за зло, против которого борются, и приобщают «врагов» к тому добру, во имя которого ведут свою борьбу.
Интересные идеи можно найти по этому поводу в «Агни-Йоге», которая советует: знайте врагов, берегитесь от них, но злобы не имейте. Злоба, ненависть приковывают нас к врагу, а борьба с ним ведет к непродуктивному расходу жизненной энергии. Врага надо преодолевать силой своей устремленности к положительной цели. Надо в них, врагах, черпать силы для возрастания творческой активности, памятуя о восточной мудрости: «Враги наши — учителя наши».
Насилие — это разрушительная сила, ибо в своем последовательном осуществлении как абсолютное зло оно оборачивается против самого себя. Ненасилие же является позитивным, конструктивным выражением силы: оно тоже сила, но при этом более сильная, чем насилие.
Насилие и ненасилие как этические категории
... свойств человека, а с другой стороны, от других форм принуждения в обществе, в частности, патерналистского и правового. Само существование, человечества доказывает, что ненасилие превалирует над насилием. Превалирование ненасилия - существенная ...
Поэтому ненасилие — это сила бесстрашия, любви и правды, сила в ее наиболее чистом, созидательном и полном проявлении, направленная на борьбу против зла и несправедливости.
З аключение
В жизни каждого человека однажды или постоянно встают проблемы борьбы со злом. И от того, какую линию поведения и форму борьбы — насильственную или ненасильственную — изберет каждый из нас, зависит утверждение или поражение добра и проявление нашей сущности. Так какую же позицию предпочесть? Выбор остается за нами.
